Но все-таки он представил несколько соображений, из которых следовало, что вагоны загнали куда-нибудь в Литву. Самгину показалось, что у этого человека есть причины желать, чтоб он, Самгин, исчез. Но следователь подкрепил доводы
в пользу поездки предложением дать письмо к брату его жены, ротмистру полевых жандармов.
Неточные совпадения
Не могу с точностью определить, сколько зим сряду семейство наше ездило
в Москву, но, во всяком случае,
поездки эти,
в матримониальном смысле, не принесли
пользы. Женихи, с которыми я сейчас познакомил читателя, были единственными, заслуживавшими название серьезных; хотя же, кроме них, являлись и другие претенденты на руку сестрицы, но они принадлежали к той мелкотравчатой жениховской массе, на которую ни одна добрая мать для своей дочери не рассчитывает.
Но, желая
поездку мою обратить
в пользу, вознамерился съездить
в Кронштат и на Систербек, где, сказывали мне,
в последнее время сделаны великие перемены.
Отец рассказывал подробно о своей
поездке в Лукоянов, о сделках с уездным судом, о подаче просьбы и обещаниях судьи решить дело непременно
в нашу
пользу; но Пантелей Григорьич усмехался и, положа обе руки на свою высокую трость, говорил, что верить судье не следует, что он будет мирволить тутошнему помещику и что без Правительствующего Сената не обойдется; что, когда придет время, он сочинит просьбу, и тогда понадобится ехать кому-нибудь
в Москву и хлопотать там у секретаря и обер-секретаря, которых он знал еще протоколистами.
Вначале выставка пустовала. Приезжих было мало, корреспонденты как столичных, так и провинциальных газет писали далеко не
в пользу выставки и, главное, подчеркивали, что многое на ней не готово, что на самом деле было далеко не так. Выставка на ее 80 десятинах была так громадна и полна, что все готовое и заметно не было. Моя
поездка по редакциям кое-что разъяснила мне, и газеты имели действительно огромное влияние на успех выставки.
За полгода до моей
поездки на холеру,
в Москве, на одной из студенческих тайных вечеринок
в пользу Донского землячества, я прочел мою поэму «Стенька Разин».
Выходило, что кроме того, что мною было написано
в пользу этого чудака, я более уже не мог для него ничего сделать — и волею-неволею я этим утешился, и притом же, получив внезапно неожиданные распоряжения о
поездках на юг, не имел и досуга думать о Пекторалисе. Между тем прошел октябрь и половина ноября;
в беспрестанных переездах я не имел о Пекторалисе никакого слуха и возвращался домой только под исход ноября, объехав
в это время много городов.
— Хорошо сказано… Давай, впрочем, говорить о тебе… Я, право, не знаю, не понимаю и не могу понять, зачем ты предпринял сейчас же, после блестяще полученной степени доктора медицины, эту
поездку в центр очага страшной болезни, рискуя собой, своей жизнью и той
пользой, которую ты мог приносить
в столице.